– Да она Глеб сама на конфликт нарывается! Ах, так, ах так. В приоритетах теперь я последний. Ты как-нибудь сам, а вот если мне необходимо, будь уж любезен, расшибись в лепёшку, не поможешь, откажешься – плохой! Из-за Дашки терплю, куда деваться. Вечно так продолжаться не может. Мне надо, мне надо. А когда мне надо! Наплевать! Попросил и жди у моря погоды. Ой, я забыла…! Подружка свистнула и след простыл. Ни когда до конца, ни чего не доводит. Возьмётся и бросит, а Илья расхлёбывай. Проблемы где-то там, где-то у подруг, знакомых, а у нас Глеб, нет проблем. Нет и всё тут! Испарились. Так, мелочь! Создаётся впечатление, что семья в обузу! Знаешь Глеб…
Глеб слушал друга. Он и сам давно жил один. Не любил давать советы. Вспоминать о Наташе и депрессии, из которой вышел благодаря одному лишь средству – спорту. Тёмные времена. Он хотел помочь, но в тоже время понимал, что у каждого человека своё средство и найти его трудно.
Эмоции… Они есть и будут. Но такие переживания, что пожирают тебя, твою жизнь и выбор, потому, что ты уже выбрал – их, могут убить. Паршивые мысли бесконечным потоком вьются по кругу. Ночью, днём. И кажется, им нет конца. Об одном и том же, вокруг да около. Не спишь, не ешь, теряешь интерес. Гнев, бессилие и ненависть – один узел, пучок. Ядро, разрушающее твоё существо. Они всегда с тобой, преследуют и порабощают. Отсекают надежду что-либо исправить, веру в себя и что-то лучшее. Порой невозможно с ними справится в одиночку. Переделать жизнь, скроить её заново, сшить и начать с того, что ты есть. С того, что у тебя есть. Это не каждый сможет. Ему повезло. Да, повезло. Не всем так везёт. У него была отдушина. Как-то всё само собой получилось. Сплав на плотах по горным рекам излечил. Природа, драйв, опустошили его голову от мрачных мыслей. С тех пор он думал и поступал по-другому.
Подъехав к дому, где жил Илья, Глеб остановил автомобиль. Он слушал друга и хорошо представлял, что творится с ним. Выслушать…. Сейчас надо выслушать и услышать без своих суждений и выводов. Без советов и вопросов. А что делать дальше Илья решит сам. Он сможет.
Илья, закончив свой долгий и эмоциональный монолог, попрощался и вылез из машины. Его ожидал неприятный разговор с Катей.
– Приезжай! Звони! Если надумаешь, сходим в поход, – предложил Глеб. – Лес отличное лекарство. Рекомендую. Не унывай дружище. Всё образуется.
– Образуется, как же, – ответил в полголоса Илья и пошёл в сторону подъезда, услышав за спиной урчание отъезжающего автомобиля.
За несколько дней он перебрал практически все варианты ухода. Илья более не стремился гасить необъяснимые вспышки Катиной злобы. Реагировать на её придирки и играть роль безвольной, доброй куклы. Поддерживать, после чего сообразить, что тебя снова надули. До него ни как не доходило, зачем она так поступает. Хитрит и выкручивается, а после ждёт, ждёт нового примирения.
– Психичка! – произнёс он, поднимаясь на третий этаж, ещё надеясь на её благоразумие.
Согласиться с ним, значит признать свои ошибки, а для Кати это было сложновато. Но дело не в согласии, а в примирении. Она умела перевернуть факты и снять с себя ответственность. Катя явно что-то скрывала. Что-то такое. Он даже думать об этом не хотел.
«Почему Катя? Почему? Ведёшь себя так, словно тебе всё равно. Чего ты хочешь? Чего добиваешься?» – спрашивал он себя.
Доказывать было нечего. Их жизнь, их мир, который они создавали долгие годы, и был доказательством. И мир этот рушился. Неужели они стали какими-то другими. Он, Катя, их дочь и отношения между ними. Назрел конфликт и делать вид, что ни чего не происходит глупо. Из маленького недоразумения он превратился в непонимание, а дальше не доверие и пропасть.
«Наверно, наверно другими».
Илья имел намерение разобраться с семейным переплётом немедля. Прямо сейчас и сегодня.
– Катя! – начал он. – Сколько можно!
Катя молчала. Ей не хотелось отвечать. Она смотрела в пол, слушая нотации мужа.
– Какие-то звонки. Ушла. Пришла. Куда? Зачем? Что за секреты, тайны? Я тебя не понимаю! Говоришь одно, делаешь другое. Кричишь по любому пустяку. Что-то не устраивает? Скажи! Что именно.
Катя посмотрела на мужа и отвела взгляд, но так ничего не сказала. Она понимала, понимала, что так продолжаться не может. Что их жизнь постепенно, день ото дня приходит в тупик, теряя смысл. Чего-то не хватает, не достаёт, но «оно» ещё здесь и крутится рядом. Рядом с ним, с ней, с Дашей. Что-то от радуги, весны, прикосновений, взглядов. Ведь было же, было! Увы! Прошло. Но не исчезло. Так бывает. Живут люди, живут и им остаются только привычки. Тоскливо думать, что многое уже позади. Мечты как туман, рассеялись в жизненных мелочах и к счастью не все.
«Так бывает».
Они вместе многого добились, пережили, но упустили, прозевали свою синюю птицу. Замотались. Упорхнула птаха.
«Я устала. Я просто устала», – думала Катя.
«Хотя нет. Слова… Лишь слова. Бессмысленный разговор. Сколько их было».
Илью раздражало молчание жены. Он занервничал, но продолжал говорить.
«Зачем он только пришёл в ресторан. Зачем?
…Цветы. Явился. Откуда он узнал. Откуда! А… Нашлись добрые люди. А что! Я не могу с друзьями в ресторан сходить! Нельзя. Да, не сказала, нахамила. И что! Подумаешь трагедия. Чего тут особенного. Глянул, мурашки по коже. Повеселилась. Ага! Как же! Надоело быть одной. Хотелось, чтобы кто ни будь, поухаживал, был рядом и всё.
Ты на работе. Всегда на работе. Вечность.
Где твои восхищённые глаза, комплименты. Где? Ужин при свечах. Танцы. Выпрашивала, выпрашивала. Обязаны! Должны! Придёшь и бу, бу, бу… Я тоже, между прочим, не ландыши нюхаю.
А Сергей – Катюша, Катюша! Ходил по пятам. Приятно. Ничего с собой сделать не смогла. Не устояла. Сдалась. Не любила. Ни какого наслаждения. Не лучший эпизод из жизни. Вот так Илья.
Кто же тебе сказал? Да какая разница!».
А в ресторане Катя бесцеремонно воскликнула:
– О! Цветочки. Ни чего оригинальней придумать не смог? Зачем мне этот веник!
И отбросила цветы в сторону на край накрытого стола, застеленного одноразовой скатертью.
Сидя в кругу своих знакомых, в вечернем платье, украсив правое запястье браслетом, который ей подарил Илья ко дню рождения, Катя не ожидала увидеть мужа. Вызывающе посмотрев, она ехидно улыбнулась, услышав одобряющие, но не громкие смешки компании. Илья опешил, воспринимая на себе выжидающие взгляды. К такому приёму он не был готов и представлял всё иначе. Катя сердилась, излучая не приветливый взгляд.
«Ясно. Лишний», – сообразил Илья.
– Ну же, присаживайся уже, так и будешь стоять, как вкопанный, – предложила одна из девушек, разрядив обстановку, указав на свободный стул.
Посмотрев на присутствующих, стол, на котором расположились закуски, вино и фрукты, Илья, отклонив предложение, развернулся и ушёл.
Голоса, скользящие по полу официанты, звон столовых приборов. Расстроенный и подавленный, он вышел из ресторана. Звуки мелодии, улыбки, наглаженные воротнички, остались за стеклянными дверями. За стеклянными дверями осталось что-то важное для него. «Оно» носилось по залу, стучалось в окна и обращалось к людям, но за не пробиваемым стеклом, ни кто не слушал это важное «оно».
«Не обрадовались. Наоборот. Расстроились! Виделись то давненько. Особенно с этими… Её коллегами. Беспокойства на весь ресторан. Да, Катя! Такого выражения лица у тебя я ещё не видел. Взгляд, ухмылка. Что ты… Перед кем! Со мной так нельзя. Кто они эти люди! Дороже чем я? Оставайся с ними», – рассудил Илья, расстегнул пиджак и зашагал по тротуару.
Он почему-то не злился. Новое чувство проснулось в нём, совсем ещё маленькое, но беспощадное. Он вспомнит застолье не раз, о котором случайно узнал. Эту компанию, улыбочки, песенки.
Катя и раньше позволяла себе незаурядные выходки, выходящие за рамки всяких объяснений. Редко, но позволяла. К тому же, ей нравилось создавать напряжение и не только в семье, не задумываясь особенно о последствиях.
Она вернулась около одиннадцати, видимо ожидая холодный приём, сыграв на публику и получив мнимое удовольствие.
Даша спала. В коридоре, напротив входной двери, стояла дорожная сумка Ильи. Сняв туфли, Катя прошла в кухню. Мягкий, струящийся свет абажура, ложился на стол размытой крапиной. Илья молча листал папку с бумагами. Поправив причёску привычным движением, она налила стакан воды и осушила его. Преодолев какой-то внутренний барьер, подошла к мужу, навалилась на плечи, обняла и прошептала:
– Прости. Пожалуйста, прости!
Илья не ответил, а на душе у него было скверно.
«О чём ты только думал! Собрал сумку… Тогда ты вообще ничего не говорил. Собрал сумку и всё. Обиделся».
– Пап! Мам! Я гулять, – предупредила вошедшая в комнату дочь. Посмотрев на родителей, спросила:
